Неточные совпадения
Левин, которого давно занимала мысль о том, чтобы помирить братьев хотя
перед смертью, писал брату Сергею Ивановичу и, получив от него ответ, прочел это
письмо больному. Сергей Иванович писал, что не может сам приехать, но в трогательных выражениях просил прощения у брата.
После нескольких слов приготовления графиня Лидия Ивановна, тяжело дыша и краснея,
передала в руки Алексея Александровича полученное ею
письмо.
Комиссионер, носивший
письмо,
передал ей самый жестокий и неожиданный ею ответ, что ответа не будет.
Дома Кузьма
передал Левину, что Катерина Александровна здоровы, что недавно только уехали от них сестрицы, и подал два
письма. Левин тут же, в передней, чтобы потом не развлекаться, прочел их. Одно было от Соколова, приказчика. Соколов писал, что пшеницу нельзя продать, дают только пять с половиной рублей, а денег больше взять неоткудова. Другое
письмо было от сестры. Она упрекала его за то, что дело ее всё еще не было сделано.
Долли вошла с
письмом. Анна прочла и молча
передала его.
Степан Аркадьич
передал назад
письмо и с тем же недоумением продолжал смотреть на зятя, не зная, что сказать. Молчание это было им обоим так неловко, что в губах Степана Аркадьича произошло болезненное содрогание в то время, как он молчал, не спуская глаз с лица Каренина.
Чичиков, стоя
перед ними, думал: «Которая, однако же, сочинительница
письма?» — и высунул было вперед нос; но по самому носу дернул его целый ряд локтей, обшлагов, рукавов, концов лент, душистых шемизеток и платьев.
Стремит Онегин? Вы заране
Уж угадали; точно так:
Примчался к ней, к своей Татьяне,
Мой неисправленный чудак.
Идет, на мертвеца похожий.
Нет ни одной души в прихожей.
Он в залу; дальше: никого.
Дверь отворил он. Что ж его
С такою силой поражает?
Княгиня
перед ним, одна,
Сидит, не убрана, бледна,
Письмо какое-то читает
И тихо слезы льет рекой,
Опершись на руку щекой.
— Да вот этот господин, может быть, Петр-то Петрович! По разговору видно, что он женится на его сестре и что Родя об этом,
перед самой болезнью,
письмо получил…
Сообщите же мне, в каких именно терминах
передали вы слова мои в вашем
письме к Родиону Романовичу?
Марья Ивановна приняла
письмо дрожащею рукою и, заплакав, упала к ногам императрицы, которая подняла ее и поцеловала. Государыня разговорилась с нею. «Знаю, что вы не богаты, — сказала она, — но я в долгу
перед дочерью капитана Миронова. Не беспокойтесь о будущем. Я беру на себя устроить ваше состояние».
Матушка отыскала мой паспорт, хранившийся в ее шкатулке вместе с сорочкою, в которой меня крестили, и вручила его батюшке дрожащею рукою. Батюшка прочел его со вниманием, положил
перед собою на стол и начал свое
письмо.
Самгин рассердился и ушел. Марины в городе не было, она приехала через восемь дней, и Самгина неприятно удивило то, что он сосчитал дни. Когда он
передал ей пакет
писем и тетрадку «Размышлений», она, небрежно бросив их на диван, сказала весьма равнодушным тоном...
— Туробоева я не нашел, но он — здесь, это мне сказал один журналист.
Письмо Туробоеву он
передаст.
Не то что видеться, а и письмо-то
передать больших трудов и издержек стоит.
Анфиса. Ну, что старое вспоминать! Вот я теперь и жду от Лукьяна Лукьяныча
письма об этом об самом. Только как он его
передаст?
— Не может быть, — говорил Обломов, — он даже и ответ исправника
передает в
письме — так натурально…
— Врешь, пиши: с двенадцатью человеками детей; оно проскользнет мимо ушей, справок наводить не станут, зато будет «натурально»… Губернатор
письмо передаст секретарю, а ты напишешь в то же время и ему, разумеется, со вложением, — тот и сделает распоряжение. Да попроси соседей: кто у тебя там?
Простая кровать с большим занавесом, тонкое бумажное одеяло и одна подушка. Потом диван, ковер на полу, круглый стол
перед диваном, другой маленький письменный у окна, покрытый клеенкой, на котором, однако же, не было признаков
письма, небольшое старинное зеркало и простой шкаф с платьями.
Может быть, Вера несет крест какой-нибудь роковой ошибки; кто-нибудь покорил ее молодость и неопытность и держит ее под другим злым игом, а не под игом любви, что этой последней и нет у нее, что она просто хочет там выпутаться из какого-нибудь узла, завязавшегося в раннюю пору девического неведения, что все эти прыжки с обрыва, тайны, синие
письма — больше ничего, как отступления, — не
перед страстью, а
перед другой темной тюрьмой, куда ее загнал фальшивый шаг и откуда она не знает, как выбраться… что, наконец, в ней проговаривается любовь… к нему… к Райскому, что она готова броситься к нему на грудь и на ней искать спасения…»
— И
писем не будете писать, — давал за него ответ Тушин, — потому что их не
передадут. В дом тоже не придете — вас не примут…
Он забыл свои сомнения, тревоги, синие
письма, обрыв, бросился к столу и написал коротенький нежный ответ, отослал его к Вере, а сам погрузился в какие-то хаотические ощущения страсти. Веры не было
перед глазами; сосредоточенное, напряженное наблюдение за ней раздробилось в мечты или обращалось к прошлому, уже испытанному. Он от мечтаний бросался к пытливому исканию «ключей» к ее тайнам.
Вера Васильевна! — начиналось
письмо, — я в восторге, становлюсь на колени
перед вашим милым, благородным, прекрасным братом!
Он коротко
передал ей содержание двух
писем, с просьбой прислать денег и платье.
— Он у себя дома, я вам сказала. В своем вчерашнем
письме к Катерине Николаевне, которое я
передала, он просил у ней, во всяком случае, свидания у себя на квартире, сегодня, ровно в семь часов вечера. Та дала обещание.
Я решил, несмотря на все искушение, что не обнаружу документа, не сделаю его известным уже целому свету (как уже и вертелось в уме моем); я повторял себе, что завтра же положу
перед нею это
письмо и, если надо, вместо благодарности вынесу даже насмешливую ее улыбку, но все-таки не скажу ни слова и уйду от нее навсегда…
Алексей Никанорович (Андроников), занимавшийся делом Версилова, сохранял это
письмо у себя и, незадолго до своей смерти,
передал его мне с поручением «приберечь» — может быть, боялся за свои бумаги, предчувствуя смерть.
— Как не знать. Крафт третьего дня для того и повел меня к себе… от тех господ, чтоб
передать мне это
письмо, а я вчера
передал Версилову.
— Что бы вы ни говорили, я не могу, — произнес я с видом непоколебимого решения, — я могу только заплатить вам такою же искренностью и объяснить вам мои последние намерения: я
передам, в самом непродолжительном времени, это роковое
письмо Катерине Николаевне в руки, но с тем, чтоб из всего, теперь случившегося, не делать скандала и чтоб она дала заранее слово, что не помешает вашему счастью. Вот все, что я могу сделать.
— Теперь? Измучен? — повторил он опять мои слова, останавливаясь передо мной, как бы в каком-то недоумении. И вот вдруг тихая, длинная, вдумчивая улыбка озарила его лицо, и он поднял
перед собой палец, как бы соображая. Затем, уже совсем опомнившись, схватил со стола распечатанное
письмо и бросил его передо мною...
Теперь мне понятно: он походил тогда на человека, получившего дорогое, любопытное и долго ожидаемое
письмо и которое тот положил
перед собой и нарочно не распечатывает, напротив, долго вертит в руках, осматривает конверт, печать, идет распорядиться в другую комнату, отдаляет, одним словом, интереснейшую минуту, зная, что она ни за что не уйдет от него, и все это для большей полноты наслаждения.
Я не нашел нужным скрывать и, почти в раздражении на Версилова,
передал все о вчерашнем
письме к нему Катерины Николаевны и об эффекте
письма, то есть о воскресении его в новую жизнь. К удивлению моему, факт
письма ее нимало не удивил, и я догадался, что она уже о нем знала.
Я уже сообщал во второй части моего рассказа, забегая вперед, что он очень кратко и ясно
передал мне о
письме ко мне арестованного князя, о Зерщикове, о его объяснении в мою пользу и проч., и проч.
— Вот это
письмо, — ответил я. — Объяснять считаю ненужным: оно идет от Крафта, а тому досталось от покойного Андроникова. По содержанию узнаете. Прибавлю, что никто в целом мире не знает теперь об этом
письме, кроме меня, потому что Крафт,
передав мне вчера это
письмо, только что я вышел от него, застрелился…
— Да? Так я и подумал. Вообразите же, то дело, про которое давеча здесь говорил Версилов, — что помешало ему вчера вечером прийти сюда убедить эту девушку, — это дело вышло именно через это
письмо. Версилов прямо, вчера же вечером, отправился к адвокату князя Сокольского,
передал ему это
письмо и отказался от всего выигранного им наследства. В настоящую минуту этот отказ уже облечен в законную форму. Версилов не дарит, но признает в этом акте полное право князей.
— У Зерщикова, где мы виделись в последний раз, ну вот
перед вашим
письмом? Вы тогда тоже были в ужасном волнении, но тогда и теперь — это такая разница, что я даже ужасаюсь на вас… Или вы не помните?
— Ну, хорошо, — сказал я, сунув
письмо в карман. — Это дело пока теперь кончено. Крафт, послушайте. Марья Ивановна, которая, уверяю вас, многое мне открыла, сказала мне, что вы, и только один вы, могли бы
передать истину о случившемся в Эмсе, полтора года назад, у Версилова с Ахмаковыми. Я вас ждал, как солнца, которое все у меня осветит. Вы не знаете моего положения, Крафт. Умоляю вас сказать мне всю правду. Я именно хочу знать, какой он человек, а теперь — теперь больше, чем когда-нибудь это надо!
Но о содержании наших
писем и о том, о чем мы переговорили, прощаясь
перед отъездом, я умолчу: это уже другая история, совсем новая история, и даже, может быть, вся она еще в будущем.
Замечу вам, что мое положение в полку заставляло меня таким образом рисковать: за такое
письмо перед встречей я подвергал себя общественному мнению… вы понимаете?
Мы уселись друг против друга посреди комнаты за огромным его письменным столом, и он мне
передал на просмотр уже готовое и переписанное набело
письмо его к Версилову.
В бумаге заключалось согласие горочью принять
письмо. Только было, на вопрос адмирала, я разинул рот отвечать, как губернатор взял другую бумагу, таким же порядком прочел ее; тот же старик, секретарь, взял и
передал ее, с теми же церемониями, Кичибе. В этой второй бумаге сказано было, что «
письмо будет принято, но что скорого ответа на него быть не может».
Дня через три приехали опять гокейнсы, то есть один Баба и другой, по обыкновению новый, смотреть фрегат. Они пожелали видеть адмирала, объявив, что привезли ответ губернатора на
письма от адмирала и из Петербурга. Баниосы
передали, что его превосходительство «увидел
письмо с удовольствием и хорошо понял» и что постарается все исполнить. Принять адмирала он, без позволения, не смеет, но что послал уже курьера в Едо и ответ надеется получить скоро.
А между тем губернатор, после первых приветствий, просил
передать ему
письмо и, указывая на стоявший на столике маленький лакированный ящик, предложил положить
письмо туда.
Нехлюдов взял
письмо и, пообещав
передать его, встал и, простившись, вышел на улицу.
Письмо он, не прочтя его, запечатал и решил
передать по назначению.
Полинявшие дорогие ковры на полу, резная старинная мебель красного дерева, бронзовые люстры и канделябры, малахитовые вазы и мраморные столики по углам, старинные столовые часы из матового серебра, плохие картины в дорогих рамах, цветы на окнах и лампадки
перед образами старинного
письма — все это уносило его во времена детства, когда он был своим человеком в этих уютных низеньких комнатах.
Вы не можете себе представить, как я была вчера и сегодня утром несчастна, недоумевая, как я напишу им это ужасное
письмо… потому что в
письме этого никак, ни за что не
передашь…
— Что ты, Иван, что ты? — горестно и горячо заступился Алеша. — Это ребенок, ты обижаешь ребенка! Она больна, она сама очень больна, она тоже, может быть, с ума сходит… Я не мог тебе не
передать ее
письма… Я, напротив, от тебя хотел что услышать… чтобы спасти ее.
Едва лишь старушка вернулась домой, как ей тотчас же
передали уже ожидавшее ее
письмо из Сибири.
Госпожа Хохлакова настоятельно и горячо умоляла Алешу немедленно
передать это свершившееся вновь «чудо предсказания» игумену и всей братии: «Это должно быть всем, всем известно!» — восклицала она, заключая
письмо свое.